Сегодняшнее противостояние на Востоке Украины – это не только боевые действия, которые ведут силы АТО с военными группировками сепаратистов, управляемыми и поддерживаемыми Россией. Это, прежде всего, борьба двух систем ценностей (цивилизационных идей): евразийской (имперской), которую продвигает Кремль, и западноевропейской (либеральной, демократической), в пользу которой высказался украинский народ во время Революции Достоинства. Приходится констатировать, что на идеологическом фронте Россия смогла нанести Украине ряд чувствительных ударов, применив мощный инструментарий невоенных способов подготовки и ведения войны.
И именно это в значительной степени обусловило столь крупные территориальные, материальные и человеческие потери украинской стороны в конфликте.
Учитывая изложенное, для Украины (в широком смысле – для мировых либеральных демократий) существует потребность в тщательном изучении и классификации вышеуказанных инструментов цивилизационной войны с целью разработки адекватных мер противодействия. В частности, очевидна потребность в изменениях в военно-политическом лексиконе (ведь привычных понятий локальный конфликт, антитеррористическая операция, война оказывается недостаточно для характеристики такого вида противостояния, которое мы имеем сегодня на Донбассе) и в нормативно-правовых документах.
Однако предложенные в настоящее время украинскими властями, экспертами и журналистами термины и понятия остаются четко определенными в научном, политическом и правовом поле. Эта неопределенность предоставляет пространство для разного рода политических манипуляций и ослабляет Украину в борьбе с врагом.
Российско-украинская война в научных и публицистических исследованиях в основном трактуется как гибридная [1] или нелинейная [2]. Реже используется определение «война дискурсов» [3], «консциентальная война» [4], «цивилизационная война», «война смыслов» или «война за цивилизационный выбор украинцев» [5]. Несмотря на актуальность этой проблематики, можно констатировать отсутствие общепризнанной дефиниции, которую можно было бы применить к российско-украинскому противостоянию и к таким понятиям как «гибридная война», «нелинейная война» или «цивилизационная война».
Говоря о цивилизационной войне, исследователи в основном ссылаются на С. Хантингтона, который определял ее как войну на т. н. культурных границах, разделяющих цивилизации, – определенные культурные идентичности, которые отличают одну общность от другой [6]. В свою очередь, П. Бьюкенен называет цивилизационную войну войной без применения оружия (если не учитывать локальных вооруженных конфликтов), носящую «информационно-культурный характер» [7]. В кремлевском дискурсе уже длительное время понятие «цивилизационный выбор» и, в дальнейшем, «цивилизационная война» или «война смыслов (сущности)» активно применяются в несколько ином, специфическом, контексте [8]. Такой тип войны рассматривается как противостояние западного мира и «русского мира». Так, в июне 2013 года на конференции «Православно-славянские ценности – основа цивилизационного выбора Украины» В. Путин сделал акцент на существовании единого в цивилизационном развитии российского, белорусского и украинского народа и необходимости его воссоединения, а распад СССР назвал геополитической катастрофой [9].
Анализ наработок российских теоретиков цивилизационной войны дает возможность выделить и обобщить их «видение алгоритма обеспечения цивилизационной войны и ее основных компонентов – науки, идеологии и языка, – которые выступают в единой смысловой связке и позволяют этой форме войны органично вписываться в тело современной культуры – жить по ее правилам, маскироваться под ее формы, вписываться в повседневные практики обывателя» [10].
Первый компонент – наука – очень важен, поскольку он, в широком смысле, не только занимается сферой непознанного и технологией производства смыслов, но и легитимизирует их через широкий спектр различных научно-исследовательских и экспертных структур: институты, аналитические центры и др. И вопрос не только в «переписывании» истории или выработке новых мифологем для собственного населения и мировой общественности. Так, российские структуры на Западе долгое время пытаются убедить тамошнюю аудиторию в отсутствии в Украине собственной истории государственности, субъектности и в ее безусловной принадлежности к российскому цивилизационному проекту. Российские информагентства, в частности флагман российского иновещания Russia Today с аудиторией более 700 млн. зрителей, успешно эксплуатируют такую привилегию демократических обществ, как свобода слова и распространение информации, для дезинформации о конфликте на Востоке Украины. В этом контексте необходимо вспомнить о появлении такого феномена, как политика пост-правды (post-truth). Составители Оксфордского словаря признали термин «post-truth» словом 2016 года и определили его как обстоятельство, при котором объективные факты являются менее значимыми в формировании общественного мнения, чем обращение к эмоциям и личным убеждениям [11]. Именно в качестве элементов реализации вышеуказанной политики можно рассматривать массовую печать в России пропагандистской и псевдонаучной литературы еще в период 2006 - 2013 гг., где изображалась будущая российско-украинская война, доказывалась утопичность существования украинской государственности. Действенным способом воздействия на массовое сознание оказались также публикации «результатов» исследования общественного мнения, проведенных карманными социологическими службами, которые каждый раз демонстрируют широкую общественную поддержку российских властей и легитимизируют таким образом действия Кремля.
Второй компонент – идеология – выступает как ценностная рамка, которая задает пространство науки (темы исследований) и правила для производства научных смыслов. У науки свои законы, но их надо дополнить или уточнить ценностями другого, некогнитивного порядка – политическими, меркантильными и т. д. Идеология, по сути, заняла место религии, окрасив себя в научный цвет, однако осталась в поле веры (ведь рационально невозможно доказать ни правильность, ни привлекательность той или иной идеологической доктрины). Поэтому она задает вектор движения научной рефлексии и обосновывает это движение идеологическими условиями [12].
Третий (по утверждению российских специалистов, крайне важный, динамичный и пластичный) компонент цивилизационной войны – язык – следует рассматривать как универсальный и очень эффективный инструмент ведения войны за умы людей, потому что смыслы и ценности материализуются, транслируются и, что самое важное, трансформируются именно с помощью языка [13]. Следует вспомнить, что о коммуникативном аспекте в восприятии мира и самоидентификации говорили еще К.В. фон Гумбольдт (язык как основа моделирования мира, своего отношения к миру, собственных действий), Ф. де Соссюр (язык как система возможностей определенного народа), А. Потебня (язык как порождение «народного духа», мышления) и Л. Выготский (слово как средство направления внимания, абстрагирования, синтеза значения (понятия) и восприятия действительности). Стоит также отметить, что среди атрибутов национальной идентичности, включенных в опрос Pew Research Center, язык воспринимается как наиболее определяющий фактор. Большинство респондентов в каждой из исследуемых стран указывают, что для того, чтобы считаться настоящим представителем нации, очень важно разговаривать на родном языке [14]. Российские эксперты и идеологи не только учли эти аспекты, но и акцентировали особое внимание в своих работах на важности вопроса языка в продвижении российских интересов. Они откровенно говорили о том, что одним из самых востребованных и отработанных в ходе информационных войн методов является манипулирование языком, а именно подмена понятий. Ведь в этой области свобода маневра, по сути, является неограниченной: можно, оставляя фонетическую форму, исказить смысл; можно, заменив фонетику, оставить и вывести из-под удара противника старое значение; можно, предложив свою систему языка, заставить противника говорить и думать в нужном вам направлении. Возьмем, к примеру, слово «патриот», которое ранее в российском политическом пространстве считалось ругательным. Слово осталось, а содержание изменилось до неузнаваемости. Зато сейчас унизительных форм получили слова «либерал» и «демократ» [15]. Вспомним также, как в лексике российских пропагандистов появились «украинские фашисты», «укропы», «государственный переворот» и «киевская хунта». По сути, авторы российской концепции цивилизационной войны взяли на вооружение методы геббельской пропаганды.
На основе анализа основных инструментов цивилизационной войны, которые применяются агрессором против Украины, возможно и необходимо разработать системную стратегию и эффективные меры противодействия. В научном, идеологическом и информационном аспекте противостояния уже наметились определенные сдвиги. В академических и экспертных кругах идут дебаты по преодолению российского имперского дискурса [16]. За время войны общественные организации («Информационное Сопротивление», Stop Fake, InformNapalm и др.) провели серьезную работу по разоблачению действий российской пропагандистской машины. Европейские официальные структуры и общественность оперативно информировались о каждом очередном российском фейке. Представители украинских аналитических структур инициировали дискуссии относительно вызовов, с которыми столкнулся западный мир, – использование Россией инструментов демократического общества для распространения лжи и манипуляций с информацией.
Российскому идеологическому напору следует противопоставить стратегию мягкой и умной силы – soft (smart) power, – важное место в которой, по утверждению автора соответствующей концепции Дж. Ная, занимает история. Еще в 2014 году американский историк Т. Снайдер говорил о том, что нам очень не хватает учебника, который бы объяснял Украину как составную часть европейской и мировой истории. Успешными примерами борьбы на историческом фронте уже стали отдельные публикации и сайты («Исторический Ликбез», «Исторический фронт с К. Галушко», «История Украины от деда Свирида»). Однако, к сожалению, эти примеры пока единичны и не получили системного, стратегического характера. Масштабная популяризация украинской истории с акцентами на победах над врагами меняла бы ментальные установки в обществе относительно войны, которую мы сейчас ведем. Как справедливо отмечает украинский исследователь В.Бабка, осуществление лишь экономической и политической модернизации недостаточно и неэффективно без реформирования ментальных основ жизни общества через реализацию соответствующей гуманитарной политики. Он отмечает, что попытки отстраниться от российской истории только актуализируют образ России, причем не всегда как врага, поскольку не каждый украинец до аннексии Крыма и нападения на Восток Украины готов был воспринимать ее так. И, как следствие, вместо того, чтобы показать «европейскость» Украины, демонстрируется ее «не-российскость» [17]. Перед учеными, публицистами и другими исследователями стоит важная задача показать историю успехов Украины, которых в действительности немало, однако о них знает незначительная часть населения.
В идеологической сфере существует насущная потребность в предоставлении определения (прежде всего, на уровне высшего военно-политического руководства страны) характера войны, которую мы ведем. Семантическая война, то есть война за смыслы и господствующий дискурс (по С. Дацюку) уже проявилась в формировании новой повестки дня. Меметическое оружие (memetic warfare) как инструмент в гибридной войне уже сыграло свою важную роль. Мемы: укропы, колорады, крымнаш, вежливые люди, ватники, ПТН-ПНХ, майданутые, бандерлоги, свидомиты, киборги стали элементами ментального оружия и повлияли на формирование мировоззренческих позиций противоборствующих сторон [18]. Однако необходимым условием эффективного противодействия врагу является признание на официальном уровне и распространение в информационном пространстве позиции о том, что Украина ведет войну за свое существование. «Война за существование», как метко писал теоретик войны М. ван Клевельд, «вдохновляет людей на подвиги доблести и стойкости, которые значительно превосходили те, на которые пришлось бы пойти, если бы речь шла просто о том, чтобы «достичь» цель, «реализовать» политику, «расширить» сферу влияния или «защитить» интересы. Такая война может вдохновить людей на жертвы, которые невозможно представить себе в «обычное» время... тот, кто борется за существование, имеет еще одно преимущество. Нужда не знает правил, и воин чувствует себя вправе нарушать правила войны и применять неограниченную силу, тогда как его противник, который воюет ради достижения политических целей, не может этого сделать, иначе пострадает от последствий» [19].
В контексте аспектов противодействия России на идеологическом уровне необходимым условием является воздействие на информационное пространство Украины. Мониторинг украинских СМИ дает основание утверждать об условном существовании двух «параллельных информационных пространств»: в одном идет война, подсчитываются потери, отдается уважение погибшим героям, в другом – господствуют развлекательные шоу и научно-популярные программы. Переход на режим военного времени, как это недавно было предложено Е. Марчуком (не в смысле объявления военного положения, а в смысле повышенной интенсивности и мобилизации), мог бы изменить существующее положение дел. Сложно побеждать, когда в состоянии войны находится только Минобороны с Генштабом, Нацгвардия, МИД и активные группы волонтеров. Общество, за исключением семей участников АТО, в основном воспринимает войну только как отдельные сюжеты на ТВ или обсуждение в социальных сетях. Перевод страны на «рельсы военного времени» без законодательного оформления этого статуса, но с соответствующим наполнением информационного пространства, мог бы стимулировать как властные структуры, так и общество в целом к более решительным действиям относительно реформ в стране.
В. фон Гумбольдт говорил, что язык – это своеобразный промежуточный мир между людьми и окружающей их реальностью. Язык выступает нашим «навигатором» в познании социальной действительности. Реализация концепции «русского мира» и «защиты русского языка» были ключевыми аргументами России в оправдании вооруженной агрессии против Украины, что обусловило политизацию русского языка («говоришь на русском – значит поддерживаешь Россию», «язык оккупанта»). Русский язык стал, в некотором роде, языком войны, которая применяет жесткую дихотомию «укропы» - «ополченцы», «националисты» - «мирное население». Даже российские журналисты отмечают: «уникальность войны с Украиной заключается в том, что это действительно языковая война». И сами же признают, что воспроизведение нейтральной речи уже невозможно [20].
Влияние языка на вопросы безопасности государства не требует доказательства. Следует помнить, что в определенной степени мы все находимся под властью того конкретного языка, который является средством выражения в конкретном обществе, то есть в «языковой картине мира» (по Л.Вайсгерберу). По исследованиям КМИС, наиболее уязвимыми к воздействию российской пропаганды были русскоязычные граждане Украины. Рассмотрение языковой политики государства является вопросом национальной безопасности, однако аргументы в пользу жесткой украинизации не вполне состоятельны. Русский язык является синхронизированным с украинским и, часто, остается средством в получении информации и познания мира. В контексте языка скорее нужно говорить о мировоззренческих изменениях, наполнении информационного пространства качественным украиноязычным продуктом и ломки стереотипа относительно украинского языка как языка узкого круга патриотически настроенных граждан.
В цивилизационной войне России против Украины агрессор применяет мощный инструментарий, эффективность которого долгое время была обусловлена не только значительными финансовыми и медийными ресурсами, популяризацией идеи «русского мира», но и ментальными особенностями украинцев, исторической памятью о «братских» народах, большими лакунами в образовательной сфере, отсутствием видения вектора движения и четкой стратегии развития страны.
В контексте российско-украинской войны в основном говорят о нарушении территориальной целостности Украины, разрушении международной системы безопасности и игнорировании норм международного права. Однако следует отметить, что Россия нарушила основы мирового порядка. Цивилизационная война России против Украины – это новая война, с давно апробированными и новыми методами воздействия в условиях информационного общества. И угрозы, которые были заложены российским агрессором, стали проблемой не только Украины, но и всего мирового сообщества.
Литература:
1. Горбулін В. Гібридна війна: все тільки починається. // Дзеркало тижня, 2016, 25 березня. http://gazeta.dt.ua/internal/gibridna-viyna-vse-tilki-pochinayetsya-_.html; Світова гібридна війна: український фронт: монографія / за заг. ред.В.Горбуліна. – К.: НІСД, 2017; Магда Е. Гибридные войны / Е. Магда. — К., 2015; Гончар М., Чубика А. Гібридна війна Кремля проти України і ЄС: енергетичний компонент. [Електронний ресурс] / М. Гончар, А. Чубика// Дзеркало тижня. — 2014, 23 жовтня. - Режим доступу: http://gazeta.dt.ua/energy_market/gibridna-viyna-kremlya-protiukrayini-i-yes-energetichniy-komponent-_.html; Гібридна війна - чи вона взагалі існує? // НАТО Ревю журнал http://www.nato.int/docu/review/2015/Also-in-2015/hybrid-modern-future-warfare-russia-ukraine/UK/index.htm
2. Вайс М., Померанцев П. Україна і початок «нелінійної» війни. // Критика, 2015, квітень; Померанцев П. Нічого правдивого й усе можливе / пер. з англ. А. Бондар. – Львів: УКУ, 2015; Гібресія Путіна. Невоєнні аспекти війн нового покоління. / Центр глобалістики “Стратегія ХХІ”. – Київ, 2016.
3. Дацюк C. Дискурсивная война между Украиной и Россией / С.Дацюк [Електронний ресурс].– Режим доступу: http://hvylya.net/ analytics/society/sergey-datsyuk-diskursivnaya-voyna-mezhdu-ukrainoyi-rossiey.html.
4. Колодій А. Концептуалізація брехні і безсилля правди (можливі шляхи протидії методам «консцієнтальної війни»). /А. Колодій [Електронний ресурс].– Режим доступу: http://kennankyiv.org/wp-content/uploads/2016/02/Kolodij_werstka_Agora_V15_final.pdf
5. Бабка В. Російсько-український конфлікт: цивілізаційні та меморіальні аспекти. /В. Бабка // Наукові записки. Випуск 1 (75). – С. 101-114. – К. : ІПіЕНД ім. І.Ф.Кураса НАН України; Чубаров Р. Це – цивілізаційна війна. /Р. Чубаров // День, 2014, 14 серпня; Оксана Пахльовська О. Україна може існувати лише в одному цивілізаційному вимірі — європейському. / О. Пахльовська //Дзеркало тижня, 2015, 24 квітня. – Режим доступу: http://gazeta.dt.ua/personalities/oksana-pahlovska-ukrayina-mozhe-isnuvati-lishe-v-odnomu-civilizaciynomu-vimiri-yevropeyskomu-inakshe-na-neyi-chekaye-nebuttya-_.html
6. Хантингтон С. Столкновение цивилизаций?/С. Хантингтон //Полис. – 1994., №1. – С. 35.
7. Бьюкенен П. Смерть Запада. – М., 2003. – С. 5.
8. Лисичкин В.А., Шелепин Л.А. Третья мировая информационно-психлогическая война. –М., 2000; Коровин В. Третья мировая сетевая война. – СПб., 2014.
9. Доклад В. Путина на конференция «Православно-славянские ценности – основа цивилизационного выбора Украины», Киев, 2013, 23 июля [Електронний ресурс] http://www.kremlin.ru/events/president/news/18961
10. Безнюк Д. Цивилизационные войны: наука, идеология и язык как оружие. [Електронний ресурс] http://rossiyanavsegda.ru/read/2562/
11. English Oxford Dictionaries https://en.oxforddictionaries.com/word-of-the-year/word-of-the-year-2016
12. Безнюк Д. Цивилизационные войны: наука, идеология и язык как оружие. [Електронний ресурс] http://rossiyanavsegda.ru/read/2562/ . Русакова О.Ф., Русаков В. М. PR-Дискурс: Теоретико-методологический анализ / О. Ф. Русакова, В. М. Русаков. – Екатеринбург, 2008.
13. Безнюк Д. Цивилизационные войны: наука, идеология и язык как оружие. [Електронний ресурс] http://rossiyanavsegda.ru/read/2562/
14. Мова: наріжний камінь ідентичності нації.//Збруч, 2017, 5 лютого http://zbruc.eu/node/61909
15. Безнюк Д. Цивилизационные войны: наука, идеология и язык как оружие. [Електронний ресурс] http://rossiyanavsegda.ru/read/2562/; Шишкина С.Г. Язык как инструмент социального воздействиЯ: «новоЯз» Джорджа Оруэлла. // С.Г. Шишкина // Известия вузов. Серия «Гуманитарные науки» 2011 2 (1). – С. 69-72
16. Мусієнко І. Подолання російського імперського дискурсу в інтелектуальному просторі Європи як умова реалізації цивілізаційного вибору України // Українознавчий альманах. – 2015, Випуск 18. – С. 195-198.
17. Бабка В. Російсько-український конфлікт: цивілізаційні та меморіальні аспекти. /В. Бабка // Наукові записки. Випуск 1 (75). – С. 108-109.
18. Смола Л. Інформаційно-психологічний складник «гібридної війни. / «Гібридна» війна Росії – виклик і загроза для Європи. – К, 2016 – С. 53-54.
19. Клевельд Мартин ван Трансформация войны. – М., 2005. – С.219.
20. Формирование языка войны в России: как и когда это началось. // http://informburo.dn.ua/cgi-bin/iburo/start.cgi/www.haaretz.co.il/opinions/www.kp.ru/online/%20http:/thesame.tv/framevideo/start.cgi?info58=23046&page=3
*Информация об авторе:
Смола Лидия, доктор политических наук, профессор НТУУ «Киевский политехнический институт им. И. Сикорского».
Статья подготовлена на основе выступления на Международной конференции «Цивилизационная война России против Украины и Запада: мировоззренческо-информационное измерение».