Владимир Путин выиграл выборы 18 марта совершенно предсказуемо – и я полагаю, что на этом он не остановится: масштаб патриотического угара и восхищение имперской риторикой в современной России таковы, что нет никаких препятствий для того, чтобы нынешний «национальный лидер» и далее продолжал оставаться во главе государства вне зависимости от того, как будет называться занимаемый им пост. Однако следует обратить внимание на то, что помимо сугубо политической экзальтации режим В.Путина в значительной мере поддерживается и экономическими достижениями российской власти, которые, возможно, и не являются её исключительной заслугой, но тем не менее отождествляются с нынешним руководством страны подавляющим большинством её жителей.
Российская экономика сегодня достаточно успешна и устойчива в нескольких аспектах. Во-первых, это экономика, сочетающая олигархические и государственные компании, доминирующие в базовых отраслях, с вполне рыночными и конкурентными компаниями, действующими на «среднем» и «низшем» уровне, в сфере услуг, торговле и многих отраслях промышленности; это придаёт экономике гибкость и защищает её от шоков, подобных связанным с падением цен на нефть или введением западных санкций.
Во-вторых, мы видим, что все рассуждения о «неизбежности» коллапса цен на энергоносители пока не подтверждаются реальными трендами; имеются основания полагать, что снижающаяся зависимость стран Запада от нефти и газа станет не источником снижения цен на них, а предпосылкой их роста, так как последний перестанет считаться губительным для развитых экономик и будет тормозить скорее рост в новых индустриальных странах.
В-третьих, события 2008-2016 гг. в российской экономике показали, что ухудшение внешнеэкономической конъюнктуры может демпфироваться снижением курса рубля, не приводящим к существенному росту инфляции; данный момент исключительно важен, так как позволяет властям, de facto собирающим до 40% поступлений в федеральный бюджет в валюте (через привязку к курсу экспортных и импортных пошлин), исполнять свои обязательства перед гражданами в полном объёме (сегодня средняя цена нефти в рублях составляет около 4800 руб./т, в то время как на пике среднегодовых котировок в 2013 г. она не превышала 3460 руб./т). Таким образом, я бы сказал, что у российских властей, по состоянию на весну 2018 г., нет заметных поводов ожидать существенных экономических трудностей в ближайшие годы, – а у тех, для кого Россия выступает экономической, геополитической и военной угрозой, нет оснований надеяться на то, что страна «погрязнет» в собственных проблемах.
Касаясь связки экономики и политики, я бы отметил, прежде всего, то, что политика В.Путина, направленная на усиление конфронтации с внешним миром вкупе с массированной кремлёвской пропагандой, даёт хороший эффект: после более чем десяти лет ускоренного роста благосостояния народ готов смириться с тем, что «враги» поставили Россию в такие условия, которые не дают надежды на продолжение прежнего роста. При этом уровень жизни сегодня разительно отличается от начала 2000-х годов: номинальная заработная плата в валютном эквиваленте превышает показатель 2000 г. более чем в 8 раз; при этом большое количество товаров и услуг подешевели не только относительно, но и абсолютно. Это изменило паттерны потребления и ещё более подчёркивает отличия нынешних «успешных» времён от «лихих» 1990-х. Следует особо отметить, что сокращение реальных доходов россиян за 2014-2017 гг. не превысило 15%, и оно никак не может быть считаться «достаточным» для массового разочарования населения во власти (по моим «оценочным суждениям», для того, чтобы экономические проблемы стали драйвером политического кризиса, падение уровня жизни должно составить не менее 40% от уровней, фиксировавшихся до кризиса 2008-2009 гг.). Доминирующее настроение среднего горожанина в преддверии переизбрания В.Путина определялось его надеждами не на продолжение роста, а лишь на то, чтобы «не стало хуже», – а сохранение нынешнего уровня жизни существующий режим вполне может обеспечить (поступления в бюджет 2018 г. существенно превосходят прогнозные показатели, резервные фонды будут пополнены, серьёзных мер экономии на социальных программах от правительства не потребуется).
Я отмечу в связи с этим одно важное обстоятельство. Сегодня многие оппоненты путинского режима внутри России и аналитики в других странах постоянно пытаются связать экономические трудности, которые испытывает российская модель (а не видеть их нельзя – с 2008 по 2017 г. суммарный рост экономики не превысил 3%), с близкими политическими потрясениями. Я последовательно выступаю с критикой такого подхода, считая его неубедительным, по крайней мере, по двум причинам. С одной стороны, отсутствие роста в России продолжается уже около десяти лет, и если бы оно действительно являлось основанием для политической дестабилизации, она давно бы уже случилась. С другой стороны, история постсоветских стран со всей очевидностью показывает, что триггерами политических перемен являются не экономические трудности, а ошибочные ситуативные действия политиков, которые заставляют население чувствовать себя обманутым (в Украине, смею заметить, 2004 год, предшествовавший Оранжевой революции, был наиболее успешным в экономическом аспекте [рост ВВП составил 12,1%]; в Армении недавняя смена власти случилась на пике экономического роста последних лет [ВВП увеличился по итогам 2017 г. на 7,5%]), так что никакой корреляции между хозяйственным кризисом и политической нестабильностью не прослеживается. Поэтому я хочу ещё раз подчеркнуть: не стоит надеяться на то, что в относительно обозримой перспективе экономические проблемы России переломят сложившиеся в стране политические тренды.
Из сказанного во многом следуют и выводы как об экономических задачах путинского режима на ближайшие годы, так и о вероятности новых реформ в России.
Современная Россия, на мой взгляд, полностью утратила стратегическое видение своего экономического развития. Важнейшей задачей В.Путина является поддержание того status quo, которое позволяет эксплуатировать российскую ресурсную базу, направляя получаемые средства как на укрепление сформировавшейся бюрократической структуры, так и на обогащение самого себя и своего ближайшего окружения. Большинство обещаний, сделанных на высшем уровне, не выполняются и не будут выполнены (президент шесть раз переносил сроки «вхождения России в пятёрку крупнейших экономик мира», давно забыты намерения превратить рубль в одну из свободно конвертируемых валют; мало надежд на технологические прорывы; рост экономики практически остановился, и т.д.) – но это указывает не только на слабости России, но и на силу В.Путина: ему удаётся сохранять крайне высокий уровень поддержки без обеспечения экономического развития страны. На мой взгляд, вся политика российского правящего класса после аннексии Крыма указывает на то, что амбициозные экономические цели в полной мере забыты: власти поставили задачу сохранения достигнутого – и это правильно, так как задача эта вполне достижима даже без перенапряжения сил. Определённые проблемы могут в такой ситуации возникать не в результате недовольства населения, а как следствие «брожения» в средних эшелонах номенклатуры, доходы которой уже не могут быстро расти; однако такое брожение будет несомненно подавлено силовыми структурами (превентивные меры такого рода в виде «контролируемой борьбы с коррупцией» заметны в последнее время всё более отчётливо). Учитывая, что основные системные вызовы российской экономике – от окончательного технологического отставания от Запада до нарастания инфраструктурных проблем и сокращения добычи нефти – лежат за пределами традиционного для Кремля «горизонта планирования», рассчитанного на 5-6 лет, можно не сомневаться, что «экономический дрейф», в который легла Россия, это «всерьёз и надолго».
При этом необходимо учитывать, что подобная ситуация, повторю ещё раз, не вызывает и не может вызвать серьёзного раздражения населения по ещё одной причине. Российская налоговая система не только предполагает низкий подоходный налог (13%) и высокие косвенные налоги – она также искусно и весьма своеобразно разделяет налоговые потоки. Налог на доход физических лиц (который, например, в США является основным источником поступлений в федеральный бюджет, обеспечивая 41-43% его доходов) в России направляется в бюджеты регионов, в то время как основой пополнения федерального бюджета остаются налог на добычу полезных ископаемых и таможенные пошлины. Это имеет важное политическое значение, так как центральная власть, по сути, позиционирует себя как «дающая», а не «забирающая»: в результате население воспринимает свои доходы не столько как заработанные, сколько как пожалованные государством. Во многом именно это обусловливает сакральность российской власти и формируемое в народе ощущение, что «без государства нам никуда». Данная особенность налоговой системы России и её политические следствия должны, на мой взгляд, непременно приниматься во внимание при любом анализе «связки» между экономикой и политикой в Российской Федерации.
Соответственно и перспективы серьёзных реформ, предпринимаемых с целью ускорения российской экономики, выглядят сегодня как минимум неочевидными.
Начиная с весны 2017 г. Кремль инициировал то, что многими экспертами было воспринято как экономическая дискуссия об основных мерах, которые должны быть осуществлены после 2018 г. (предполагалось, что некоторые реформы [в частности, пенсионная] не будут восприняты населением с энтузиазмом, и потому их следует проводить именно после переизбрания В.Путина). Начало дискуссии породило ожидания возвращения неких стратегических подходов – однако по мере приближения выборов становилось всё яснее, что никакой программы обнародовано не будет. Так и случилось; более того, если в 2012 г. избирателей привлекали неким «планом Путина» (который, однако, формально никогда не был презентован), то в 2018 г. никто даже не делал вида, что подобный план вообще существует. Программы реформ, представленные В.Путину бывшим министром финансов А.Кудриным и рабочей группой консервативного «Столыпинского клуба», были «приняты к сведению», но не более. Ни послание президента к Федеральному собранию от 1 марта 2018 г., ни очередные «указы 7 мая» не прибавили никакой определенности.
Я полагаю, что тактика Кремля сегодня отражает те моменты, которые я уже отмечал: потребностей в экономических реформах в России нет. Они могли бы проявиться в случае, если бы доходы казны оказались существенно ниже потребностей финансирования жизненно важных расходов; тогда власти вынуждены были пойти на такие экономические изменения, которые расширили права предпринимателей и граждан, позволив их быть более экономическими активными и обеспечивать самих себя с куда меньшим участием государства (как это происходило в 1990-е годы). Однако в 2018 г. российский федеральный бюджет будет впервые за семь лет сведён с профицитом; огосударствление бизнеса в последние три-четыре года происходит невиданными темпами; рост благосостояния граждан имеет все шансы проявиться уже в этом году. Поэтому правительству сейчас не нужно ни наращивать банковское кредитование и эмиссию, как то рекомендовали ему эксперты «Столыпинского клуба», ни форсировать пенсионную реформу, о которой в последние годы постоянно говорил А.Кудрин. Логика действий путинской элиты предполагает, что если каких-то резких действий в экономике можно избежать, нужно избегать их до самой последней возможности – именно в этом и состоит содержание путинской стабильности, которая как бы воспроизводит сама себя. Во многом подтверждением этого моего предположения стало и формирование «нового» правительства под руководством Дм.Медведева, в котором перемены носят сугубо церемониальный характер. Этот кабинет, на мой взгляд, будет исполнять свои обязанности до думских выборов 2021 г. – то есть до того момента, когда В.Путину нужно будет определиться, каким именно образом он намерен оставаться у власти после 2024 г. (если он решится на изменение Конституции или смещение «центров власти» от президента к правительству, инициативы такого рода должны быть одобрены текущим составом парламента – но после 2021 г. российская система власти скорее всего вступит в период переформатирования). Учитывая устойчивость внешнеэкономической конъюнктуры, существенные накопленные резервы, баланс сил разных групп влияния вокруг В.Путина, мне трудно предположить, что первые три года его нового срока станут временем экономических реформ.
Конечно, взгляд из Киева – и с этим мне приходится сталкиваться почти всегда – предполагает особое внимание к вопросу о том, может ли российская экономическая система быть дестабилизирована извне. Принципиально такая возможность существует, но на деле довольно сложно представить себе, как она может быть реализована.
Сегодня Россия экономически ничем не угрожает Западу, оставаясь поставщиком сырья и энергоресурсов. Главными инструментами подрыва хозяйственной устойчивости России могли бы стать санкции, предполагающие эмбарго на закупку нефти или газа; запрет на владение российскими финансовыми инструментами (облигациями или акциями всех или только связанных с государством эмитентов); прекращение трансакций с крупнейшими российскими корпорациями. Вероятность любого из таких шагов, на мой взгляд, близка к нулю. Даже химические атаки в Британии не приводят к тому, что её правительство отказывается от сотрудничества с российскими нефтяными компаниями (дивиденды «Роснефти» до сих пор составляют немалую часть прибыли British Petroleum); Германия предполагает стать общеевропейским хабом для перепродад российского газа с введением в строй новой ветки «Северного потока»; американские санкции против нескольких олигархов постепенно начинают видоизменятся и закончатся, скорее всего, принуждением российской стороны к формальной смене собственников затронутых ими компаний. Потрясения на рынках, провоцируемые подобными действиями и порой рассматривающиеся чуть ли не как «начало конца» российской экономики, оказываются скоротечными (как это было в апреле этого года, когда буквально за несколько дней курс рубля снизился почти на 10%, а котировки на фондовых рынках упали на 12-20%, но уже к середине мая большая часть потерь была отыграна).
Ситуация в данной сфере определяется, на мой взгляд, двумя обстоятельствами. С одной стороны, западные страны никогда не собирались по-настоящему порывать экономические связи с Россией – санкции, введённые в ответ на аннексию Крыма и оккупацию части восточных регионов Украины представляются мне минимально возможным ответом Запада на акт откровенной агрессии. При этом, бóльшая их часть была изначально формальной и отчасти бессмысленной: запрет на поставку оборудования для добычи нефти в зонах вечной мерзлоты и на арктическом шельфе можно было и не вводить: при ценах ниже $80/бар все такие проекты убыточны, и закупок техники всё равно бы не производилось. Поэтому если бы Россия не давала постоянно всё новые и новые поводы говорить о себе как о нарушителе всех и всяческих норм, даже эти ограничения давно были бы сняты. С другой стороны, правительства европейских стран и США осознают, что более жёсткие, чем сейчас, санкции против России могут спровоцировать непредсказуемую реакцию Кремля – и в каждом случае, когда начинает обсуждаться вопрос о «сдерживании» России, верх берёт «партия мира», полагающая, что ещё не все мосты сожжены и что Россию лучше «не злить» (версии аргументов многочисленны – можно слышать даже рассуждения о том, что экономический крах России невыгоден Западу, так как неуправляемость такой территории опаснее нынешнего состояния).
Иначе говоря, в отношениях между Россией и миром сегодня практически все игроки заинтересованы в сохранении status quo – и это является дополнительным аргументом в пользу того, что российская экономика почти без перемен и потрясений сможет обеспечить хозяйственные основания для беспроблемного нового срока президентства В.Путина.
Подводя итог, я могу повторить лишь то, что говорю с 2012 г.: путинский режим в России весьма прочен и устойчив; ему удалось пережить и политические протесты 2011-2012 гг., и остановку экономического роста после 2014 г., и непродолжительный период крайне низких цен на нефть, и разрыв многих экономических связей со своими наиболее близкими партнёрами. Ценой этой устойчивости становится «не-развитие» – состояние некоего анабиоза, в который сегодня погружена российская экономика, балансирующая «около ноля» и не способная к инновациям. Однако данное состояние не является следствием случайных факторов – оно выглядит сейчас искусно созданным кремлёвскими политиками. Неизменная Россия, боящаяся Запада, стремящаяся не ориентироваться на современные стандарты потребления и чурающаяся элементов правового государства – это и есть идеал, к которому В.Путин и его окружение стремились все последние годы. С одной стороны, такой вывод выглядит обнадёживающим: ни о каком сокращении экономического отставания России от Запада сейчас не стоит и говорить. С другой стороны, нельзя не видеть и повода для беспокойства – соседям России, для которых из Москвы исходит «прямая и явная угроза», не следует тешить себя надеждами, что страна может последовать примеру Советского Союза и разрушиться под влиянием экономических и политических противоречий. Путинскую Россию, судя по всему, нельзя разрушить: народ постоянно декларирует тождественность лидера и страны. Этот период в российской истории можно только пережить – но для этого нужно обладать завидным долголетием, которого и остаётся лишь пожелать нам всем…
___________
*Сведения об авторе:
Владислав Иноземцев – доктор экономических наук, директор Центра исследований постиндустриального общества (Москва, Россия) и старший приглашённый исследователь Института перспективных исследований Польской Академии наук (Варшава, Польша)
Статья подготовлена на основе выступления на Международной конференции «Президентские выборы в России: выводы и прогнозы».