После обретения Российской Федерацией независимости ее арктическая политика в значительной мере была продолжением политики Советского Союза и охватывала аналогичный круг вопросов военно-политического характера, сотрудничества, направленного на рациональное использование ресурсов региона, охраны окружающей среды, использования Северного морского пути для международного судоходства и т.д. Вместе с тем, в отличие от советского периода деятельность в арктическом регионе постепенно получила статус одного из главных направлений в российской внутренней и внешней политике. Укрепилась также та значимость, которую Москва стала уделять каждой из вышеперечисленных сфер деятельности.
Такое положение дел вполне закономерно. Оно является производным от общей тенденции общественного развития России, приоритетов ее руководства в экономике, внешней и внутренней политике и т.д.
Прежде всего, речь идет о сырьевом характере российской экономики, а также зависимости стабильности путинского режима от углеводородного будущего страны. Эти факторы, усиленные высоким уровнем цен на энергоносители, сформировали, как известно, энергоцентрический подход российского руководства к восприятию мира и места в нем России. Они стимулировали "кремлевских мечтателей" на формулирование амбициозных программ подъема страны за счет освоения новых месторождений углеводородов, а также установление контроля над путями транзита энергоресурсов к — прежде всего — европейским потребителям. Значимость этих задач в глазах российского руководства усиливалась прогнозами довольно быстрого исчерпания осваиваемых сегодня углеводородных ископаемых России (по некоторым российским прогнозам, оно произойдет в период 2028–2032 гг.).
В течение почти двух десятилетий очерченный выше энергоцентрический подход определял суть региональной политики России во многих регионах земного шара, в частности Центральной Азии, Каспийском бассейне, на Дальнем Востоке, а также, по крайней мере отчасти, в Сирии и Украине. Причем, и это существенно, неотъемлемым его компонентом были и есть "горячие сценарии", направленные на трансформацию энергетической карты регионов согласно своим интересам.
В полной мере он проявился и в Арктике. Более того, с учетом предыдущих оценок наличия здесь значительных запасов углеводородных ископаемых (13% мировых запасов нефти и 30% газа), вопрос расширения ресурсного потенциала РФ за счет этого региона приобрел для российского руководства особый вес.
Впрочем, даже эта задача решается Россией прежде всего не в актуальной, а в перспективной плоскости. Россия пытается зарезервировать природные ресурсы на будущее, не планируя их добывать сегодня. Тем более что сейчас у нее нет для этого ни финансовых, ни технологических возможностей. Резкое падение цен на нефть автоматически сделало совершенно нерентабельными инвестиции в нефте- и газодобычу в Арктике.Санкции, введенные Западом в связи с агрессией против Украины, перекрыли России доступ к западным технологиям, без которых она, в принципе, не способна наладить в арктическом регионе широкомасштабную добычу энергоресурсов.
Учитывая убытки, понесенные российским бюджетом вследствие падения мировых цен на энергоносители, руководство России в этом году вынуждено многократно уменьшать финансирование разного рода проектов, направленных на освоение Арктики и развитие там соответствующей инфраструктуры. Страна просто уже не имеет на это средств. Впрочем, доминирование политической составляющей над экономической целесообразностью у такого рода деятельности было вполне очевидно и раньше. В частности на фоне мировой практики, а именно — того факта, что ни одна из других стран региона не осуществляет инфраструктурное развитие собственных арктических территорий. Раньше Россия просто могла себе позволить игнорировать даже дальновидную экономическую бессмысленность своих арктических проектов ради их "высоких" имперских целей. На сегодняшний день, однако, последние, а также выстроенная для их достижения программа деятельности, терпят закономерный крах.
В экономической плоскости рост активности России в Арктике, кроме вопроса углеводородного будущего, традиционно остался связанным с намерениями развития Северного морского пути, который, по оценкам РФ, должен сократить время, а соответственно — и стоимость транспортировки товаров из Азии в Европу. Однако этот экономический фактор не является столь значимым, поскольку даже в дальновидной перспективе превращение России в значительного игрока на мировом рынке фрахта довольно проблематично. Для того, чтобы этот маршрут был экономически обоснованным, его транзитные мощности должны вырасти, ориентировочно, в 10 раз относительно показателей 2016 г., что маловероятно. Более того, достижение указанного показателя прямо зависит от факторов, которые РФ непосредственно не контролирует, а именно — направления климатических изменений и динамики цен на энергоносители.
Следует отметить, что, кроме "высоких целей", масштабность арктических проектов, как и многих других, была связана также с целями, так сказать, "низкими", а именно — обогащением российского руководства коррупционным путем. Непрозрачный способ распределения бюджетных средств, присущий России, в условиях недостаточного экономического обоснования арктических проектов (как гражданских инфраструктурных, так и разного рода военных) позволяет получать значительные "откаты" через программы государственного заказа. Объемы таких "откатов" пропорциональны масштабности арктических проектов, что делает последние исключительно привлекательными для верхушки российского руководства.
Прямая зависимость стабильного существования путинского режима от сырьевой, "углеводородоориентированной" российской экономики, наряду с намерением зарезервировать на будущее потенциальную сырьевую базу в Арктике, делают практически неминуемым курс РФ на расширение своей юрисдикции путем изменения границ принадлежащего ей континентального шельфа в этом регионе.
Как известно, в 2001 г. Россия подала заявку в Комиссию ООН по внешним границам шельфа с аргументацией относительно установления новых границ континентального шельфа России. Комиссия ООН отклонила российскую заявку, порекомендовав провести дополнительные научные исследования. В августе 2016 г. Россия подала новую заявку в Комиссию ООН относительно установления новых границ континентального шельфа в Арктике. В случае удовлетворения заявки континентальный шельф России увеличился бы на 1,2 млн кв км, и, в конце концов, она бы получила юрисдикцию над почти половиной дна Северного Ледовитого океана, включительно с Северным полюсом.
К сожалению, таким территориальным претензиям сегодня способствует существующая международно-правовая неопределенность статуса арктической территории, находящейся за пределами национальных границ государств региона.
Не имея достаточной научной базы для подтверждения своих претензий, Россия традиционно прибегает к разного рода другим мерам, прежде всего политико-символическим, пропагандистским и военным. В своей совокупности они направлены на позиционирование России как мощного арктического государства, права которого на освоение недр значительно шире ныне признанных.
Так, Россия в последние годы активно реконструировала военные объекты советского времени и строила новые, формировала и размещала в регионе новые военные части и т.п. Военная деятельность страны в Арктике возросла в объеме, масштабе, а также по географическому охвату.
Финансовые трудности, переживаемые сегодня Россией, сказались и на реализации военных проектов, однако в значительно меньшей мере, чем на гражданских. В итоге, в этом году расходы на военные нужды могут оказаться, по меньшей мере, вдвое больше, чем объемы инвестиции во все другие сферы жизни региона.
Военная модернизация России, длящаяся с 2008 г., и все большая военная активность России в северных водах и воздушном пространстве самипо себе не являются угрозой для северных соседей страны. Такой их делает все более непрозрачный, а иногда — и откровенно провокационный характер деятельности. Это, в частности, российская агрессивная антизападная пропаганда, откровенная демонстрация военной силы, нарушение Россией границ других арктических стран и т.п.
В итоге, вопреки постоянной миролюбивой риторике политических российских лидеров, согласно которой Арктика является чуть ли не образцовой для всех "зоной мира" и "территорией диалога", России удалось спровоцировать здесь общий рост напряженности и новейшую гонку вооружений. РФ продолжает оставаться в этой гонке лидером. Более того, вопреки заявлениям российского руководства, однако его усилиями Арктика на сегодняшний день вообще превратилась в один из наиболее милитаризованных и нуклеаризированных регионов планеты.
Такое положение дел угрожает дальнейшей эскалацией напряженности в целом. В нынешней геополитической ситуации, которая характеризуется высоким и прогрессирующим недоверием между НАТО и РФ, количество инцидентов и событий в северных водах и воздушном пространстве может не просто нарастать, но и способствовать повышению напряженности по линии Россия—НАТО в других регионах планеты. Это явление, известное со времен холодной войны, часто называют "горизонтальной эскалацией".
Российская военная активность в Арктике, кроме того, что обусловлена экономическими и внутриполитическими причинами, является также производной от прежде упомянутых общих тенденций общественного развития России, прежде всего — от ее стремления снова завладеть статусом эдакой сверхдержавы, имеющей свои сферы влияния, в пределах которых действуют не нормы международного права, а исключительно российские интересы. В этом контексте наращивание в Арктике военного компонента направлено на демонстрацию готовности РФ, вопреки нормам международного права, пойти на силовой захват месторождений природных ресурсов региона, согласно ранее упомянутым "горячим сценариям" как неотъемлемой составляющей российской региональной политики в целом. С учетом легкости, с которой Россия уже нарушила множество своих международных обязательств в ходе агрессии против Украины, надеяться, что она неуклонно будет соблюдать нормы международного права в Арктике, по меньшей мере, наивно.
К сожалению, приходится констатировать, что экспансионистская политика России в Арктике, в том числе ее военная составляющая, в некоторой степени стимулируется широким кругом международно-правовых проблем той части арктического региона, которая лежит вне установленных здесь государственных границ.
Откровенные силовые демонстрации и обострение безопасностной ситуации, традиционно для России, направлены не только на внешнюю, но и на внутреннюю аудиторию и дают возможность руководить электоральными настроениями внутри государства. Затрагивая великодержавные, имперские чувства и амбиции российских граждан, эти демонстрации работают на консолидацию россиян вокруг власти и являются средством приглушения остроты ощущения ими разного рода социально- экономических проблем, которые в последнее время интенсивно нарастают.
Природоохранная проблематика не занимала в арктической политике российского руководства какого-либо существенного значения. Те или иные природоохранные заявления российского руководства носят сугубо декларативный характер и не касаются реалий деятельности РФ в Арктике. Достаточно заметить, что уже теперь около четверти всего сжигаемого Россией, т.н. сопутствующего, газа приходится именно на арктический регион, что является важным фактором его потепления.
Такое отношение к природоохранной проблематике связано как с второстепенностью в целом для российского руководства вопросов уровня жизни широких слоев населения страны (по сравнению с собственными неоимперскими прожектами), так и с технологической отсталостью РФ, не способной защитить чрезвычайно чувствительные экологические системы Арктики при добыче полезных ископаемых.
Отдельную существенную угрозу экосистеме Арктики несет радоактивное загрязнение. Ядерные риски для нее прямо пропорциональны наращиванию присутствия здесь военного контингента в целом, и российского — прежде всего, учитывая ранее упомянутое лидерство РФ в региональной гонке вооружений.
Что касается украинско-российских отношений в контексте арктической проблематики, то они определяются рядом факторов, а именно: неурегулированными вопросами правопреемничества бывшего Советского Союза между Украиной и Россией (признание Норвегией особых экономических интересов СССР на Шпицбергене, которые в 1991 г. перешли к России); постоянным проживанием в поселке Баренцбург (один из двух на архипелаге, где живут люди) сравнительно большого количества украинских граждан (около 70% жителей поселка, по данным 2010 р.); потенциальным ресурсным богатством региона, который представляет интерес для нашей страны; возможностью для неарктических государств участвовать в работе Арктического совета в роли наблюдателей; активной деятельностью РФ в Арктике и направленностью ее внешней политики в целом на ломку современной системы международной безопасности, требующей от Украины пристального внимания.
Выводы:
1. Политика и деятельность России в Арктике направлены на возвращение РФ статуса сверхдержавы, мощного центра влияния в мировой политике. Они носят откровенно экспансионистский характер и, соответственно, представляют угрозу международной безопасности, прежде всего в военно-политическом и природоохранном измерениях.
2. Арктическая политика РФ, соответственно, является угрозой международной безопасности, прежде всего, в военно-политическом и природоохранительном измерениях.
3. Нейтрализация этой угрозы не может опираться исключительно на аргументы этического, дипломатического и международно-правового характера, учитывая их ничтожный статус в глазах российского руководства.
4. Самыми действенными в этих условиях могут быть только меры экономического и военно-политического давления, разные по силе влияния и уровням координации действий (между странами — северными соседями России, государствами — членами ЕС и НАТО и т.п.).
4.1 В экономической плоскости такими в первую очередь являются: продолжение и усиление санкционного давления на Россию, что лишает ее возможности модернизировать военный потенциал, расширять в регионе свое военное присутствие, разворачивать и реализовывать губительные для окружающей среды экономические проекты и т.п. Продолжительное экономическое давление, сужение экономических возможностей России является, собственно, главным рычагом, способным заставить Россию не только ревизовать свои тактические задачи в Арктике, но и пересмотреть стратегические приоритеты, отказаться от доминирования экспансионистской и военно-политической повестки дня во внутренней и внешней политике в регионе.
4.2 В военно-политической плоскости к таким принадлежит создание предпосылок для достижения стратегического преимущества в случае конфликта с Россией путем повышения готовности, мобильности и координации действий военных подразделений государств — соседей РФ, организационных изменений и т.п., а также демонстративных симметрических и асимметрических действий в ответ на российские провокации.
5. Отдельного внимания заслуживает разработка информационной политики Запада в отношении РФ, которая ограничивала бы возможности российского руководства средствами пропаганды обеспечивать доминирование идеи бывшего величия на объективным восприятием реальности в общественном сознании.
6. В международно-правовой сфере необходимо усовершенствование международно-правового режима Арктического региона, переход к внедрению жестких механизмов международного права. Возможными шагами в этом направлении могли бы стать:
- введение моратория (через подписание соответствующего международно-правового документа) на хозяйственную деятельность, особенно по добыче минеральных ресурсов, и прежде всего — нефти;
- разработка и принятие рамочной конвенции относительно Арктики, определяющей общие условия сотрудничества арктических государств в регионе, делала невозможным дальнейший односторонний пересмотр здесь границ, а также предусматривала бы возможность присоединения к соглашению других заинтересованных государств. В дополнительных протоколах к конвенции можно было бы сформулировать основные подходы к решению конкретных проблем региона — коренных народов, экологической безопасности, морского судоходства, поэтапной демилитаризации и нейтрализации и т.п.
7. Вместе с тем, принимая во внимание готовность РФ пренебрегать любыми правовыми нормами, разработанный новый международно-правовой режим Арктического региона может стать действенным только при условии параллельного проведения Западом политики экономического и военного сдерживания России, о чем речь шла выше.
8. Украине как правопреемнице СССР, имеющей на Шпицбергене постоянно проживающих там своих граждан, целесообразно:
- присоединиться к Парижскому договору о Шпицбергене 1920 г.;
- поставить перед норвежской стороной вопрос признания своих особых экономических интересов на архипелаге;
- разработать на этой основе вопрос обретения статуса постоянного наблюдателя в Арктическом совете.
Такие действия Украины способствовали бы реализации ее дальновидных интересов в арктическом регионе в контексте, прежде всего, перспектив использования его ресурсной базы, а в среднесрочной перспективе — позволили бы получить еще одно средство внешнеполитического давления на РФ, что в нынешних условиях совсем не лишнее.