Около двух месяцев назад Азербайджан неожиданно одержал быструю и убедительную победу над Арменией во Второй Карабахской войне. Она, как известно, завершилась 10 ноября подписанием, по инициативе Москвы, президентами Азербайджана и России, а также премьер-министром Армении заявления о полном прекращении огня и всех военных действий в зоне нагорнокарабахского конфликта.
Довольно значительная часть экспертов рассматривает итоги войны как значительную внешнеполитическую победу РФ. Ведь Россия, по их мнению, проявила себя как мощный внешнеполитический игрок и эффективный менеджер по урегулированию конфликтов, который смог обеспечить прекращение огня, усилить влияние в регионе, а также зависимость от себя не только Армении, но и Азербайджана, учитывая размещение отныне на его территории российского военного контингента.
В контексте высказанных выше оценок часто также отмечается высокий профессионализм и продуманность внешнеполитических шагов России, которая, подготовившись, сделала свой ход именно тогда, когда ей было это наиболее выгодно и нужно, за счет чего, собственно, и достигла положительных для себя результатов.
Однако более тщательный анализ ситуации показывает: львиная доля таких выводов – это либо чисто пропагандистские заявления, либо банальное недоразумение, построенное на рассмотрении отдельных, выдернутых из общего контекста, составляющих дипломатической активности России и последствий для нее Второй Карабахской войны. На самом деле ситуация прямо противоположная. Более того, она служит четким однозначным индикатором упадка России как влиятельного еще в недалеком прошлом внешнеполитического игрока, прежде всего, на постсоветском пространстве.
Для иллюстрации достоверности такого заключения, а также опровержения тезисов о России как эффективном менеджере по урегулированию конфликтов и получении ею значительной внешнеполитической победы в итоге войны, рассмотрим комплекс основных вопросов, которые поднимаются в аналитических выкладках. И начнем с посреднических усилий Москвы.
1. Посреднические усилия или псевдомиротворчество?
Вне всякого сомнения, усилия Москвы по прекращению огня способствовали остановке кровопролития во Второй Карабахской войне, что сохранило жизни, вероятно, не одной сотне военных с обеих сторон.
В то же время подписанное по инициативе Москвы, заявление трех президентов касается исключительно вопроса прекращения огня. Ни о каком восстановлении полноценного и устойчивого мира между Азербайджаном и Арменией речь не идет. Позиции сторон относительно статуса Нагорного Карабаха остаются непримиримыми и взаимоисключающими, несмотря на десятилетия переговоров при посреднической роли той же Москвы, а также других государств – членов Минской группы ОБСЕ, на которую международным сообществом непосредственно и возложено посредничество в урегулировании конфликта в Нагорном Карабахе. Компромисс в этом деле не был найден и в среднесрочной перспективе его достижение не просматривается.
Учитывая отсутствие компромисса, возобновление полномасштабных военных действий в будущем выглядит достаточно вероятным. Соответственно, достигнутое перемирие может оказаться, грубо говоря, только временным перерывом между вторым и третьим раундами азербайджано-армянского поединка. Его продолжительность малопредсказуема. Напомню, предыдущая пауза «между первым и вторым раундами» длилась почти 30 лет, а локальным столкновениям несть числа.
Прочность достигнутых договоренностей также является проблемной. Прежде всего, подписанное тремя президентами заявление есть, с точки зрения международной практики, политически, а не юридически обязывающим документом, поскольку не ратифицировалось парламентами государств-подписантов. То есть его выполнение основывается, прежде всего, на доброй воле президентов, а вот сами страны никаких международно-правовых обязательств по нему не несут. Поэтому, наверное, и не удивительно, что на сегодня известно уже, по меньшей мере, четыре случая нарушения режима прекращения огня (26 ноября, 8, 12 и 27 декабря). И это несмотря на факт размещения к этому времени на линии столкновений российского военного контингента.
Локальные стычки с участием диверсионных групп обеих сторон и с потерями среди военных и гражданского населения, скорее всего, продолжатся. Предпосылкой их интенсификации является, с одной стороны, стабилизация внутриполитической ситуации в Армении, когда она более или менее оправится от поражения, а с другой, – окончательное взятие Баку под свой контроль новой линии государственной азербайджано-армянской границы и полноценное обустройство на ней со своей стороны. Вероятно, что Азербайджан как государство-победитель достаточно произвольно и принудительно проведет новую линию границы на местности, что автоматически со временем повлечет за собой реакцию армянской стороны в форме, в частности, уже упомянутых диверсионных операций на этих территориях. Тем более, что ни о каком размещении здесь миротворческого контингента речь пока не идет в принципе. Определенным ограничивающим фактором для действий азербайджанской стороны на армянской территории является разве то, что последняя теоретически находится под защитой ОДКБ (читай Москвы). Однако даже в этом случае все будет упираться в доказательную базу по поводу авторства диверсионных действий, а это не является простым делом.
Таким образом, как видим, миротворческие усилия России, способствовавшие прекращению масштабных боевых действий и связанного с ними кровопролития, не привели к установлению в регионе конфликта полноценного мира и не являются, с этой точки зрения, в полной мере результативными.
Впрочем, многие эксперты считают, что Россия и не стремится достичь такого мира. Это не было и не является ее целью. Напротив, российская политика заключается в недопущении окончательного урегулирования карабахского конфликта. Ведь сохранение его в малоактивном состоянии позволяет Москве держать в напряжении обе конфликтующие стороны и продвигать свои интересы в отношениях с каждой из них на двусторонней основе. Более того, некоторые эксперты, включая российских, в частности, Андрей Пионтковский, считают, что именно Россия в недалеком прошлом, когда Азербайджан и Армения были особенно близки к подписанию полноценного мирного соглашения, трижды срывала его своими провокациями.
Такое псевдомиротворчество не является для России чем-то новым или необычным. Наоборот, она – неотъемлемый элемент одного из стратегических направлений внешней политики РФ, так сказать, чисто российский вариант «менеджмента конфликтов». Указанная стратегия настойчиво и последовательно реализовалась Москвой со времени распада Советского Союза. Она состоит в формировании т.н. «пояса нестабильности» по периметру своей границы на территориях новых постсоветских государств путем провоцирования межэтнических конфликтов, а затем – максимально длительного поддержания их в безопасном для самой России малоактивном, «замороженном» состоянии благодаря, в т.ч. своему посредничеству. Наличие таких конфликтов вместе с посредничеством предоставляло Москве дополнительные возможности для перераспределения в свою пользу баланса в отношениях с такими странами. Реализация этой стратегии в последние годы в целом продолжается, о чем свидетельствует не только Донбасс, но и недавние заявления российских политиков о территориальных претензиях к Казахстану.
Косвенным свидетельством псевдомиротворческого характера посреднических усилий Москвы во Второй Карабахской войне является тот факт, что ни одна из двух воюющих стран не пела России дифирамбов за продвижение мира в регионе, разве что, сжав зубы, протокольно констатировала ее роль в достижении перемирия. И это понятно.
Азербайджан в ходе войны, похоже, имел возможность, несмотря на вероятные новые потери со своей стороны, взять под контроль весь Нагорный Карабах. Ведь очевидно, что никаких реальных возможностей для сопротивления азербайджанскому наступлению у Еревана уже не было. Россия же со своими мирными инициативами этому, так получается, помешала. Каким образом Москва «убедила» Баку остановить наступление, точно неизвестно. Вероятно, как это отмечается различными экспертами, путем шантажа, а именно с помощью угрозы дестабилизировать ситуацию на севере этой страны в приграничных с РФ регионах. Не будем забывать также о проведении российской Каспийской флотилией с середины октября прошлого года, то есть в разгар войны, боевых учений со стрельбами в центральной части Каспийского моря севернее азербайджанского полуострова Апшерон.
Что касается Армении, то, остановив наступление Азербайджана, Россия помогла ей хотя бы частично сохранить за армянами их национальный символ – Нагорный Карабах. Однако при этом Москва демонстративно уклонилась от реальной поддержки Еревана как союзника по ОДКБ. По крайней мере, эту помощь и близко нельзя сравнивать с теми материально-техническими «вливаниями», которые Россия делает в оккупированные районы Донбасса.
Причины не слишком активного посреднического вмешательства Москвы в конфликт ради поддержания своего армянского союзника лежат на поверхности и связаны с определенными личностными мотивами. В их центре – категорическое неприятие кремлевской верхушкой и лично В.Путиным изменений власти революционным путем, а также сколько-нибудь независимого поведения лидеров стран СНГ. Соответственно, Россия и попыталась воспользоваться моментом для мести Армении в целом за предыдущий революционный путь отстранения от власти «карабахского» клана (напомню, что в свое время последний был приведен к власти Москвой путем террористического акта с расстрелом в парламенте тогдашних лидеров Армении), а лично Н. Пашиняну – за определенную прозападную ориентацию и недостаточно уважительное и смиренное отношение непосредственно к Путину.
Еще одним аргументом в пользу сомнений в действительно миротворческих целях посреднических усилий России может служить факт полного игнорирования Москвой упомянутой ранее Минской группы ОБСЕ, в которой она к тому же является сопредседателем. На сегодняшний день неизвестно о каких-либо попытках России привлечь к переговорам в качестве посредников двух других сопредседателей (США и Франция). То есть, эта активность носила ярко выраженный сепаратный характер и реализовалась в пику существующим механизмам ОБСЕ ради, так выходит, получения в дальнейшем монопольного контроля над ходом урегулирования конфликта и его сторонами.
Кроме того, учтем, что российский военный контингент, размещенный в соответствии с заявлением президентов на линии соприкосновения на территории Азербайджана, с точки зрения международной практики не является, собственно, миротворческим. Он вводился без каких-либо решений международных организаций, несущих ответственность за ситуацию с безопасностью в регионе конфликта, и является мононациональным (представлен военными только одного государства) по составу. Иными словами, этот контингент спокойно можно признать оккупационным. И шансы уже в скором будущем получить именно такую официальную международную квалификацию у него не так уж и малы. Особенно, если учесть ранее отмеченный политический, а не юридически обязывающий характер документа, на основании которого вводился российский военный контингент.
Как видим, те задачи, которые Россия преследовала своим посредническим вмешательством в войну, вообще нивелируют его миротворческую ценность. Иначе говоря, российские «миротворческие усилия» в нагорнокарабахском конфликте не имели ничего общего с гуманистически-миротворческими целями. Определенные положительные по результатам моменты активности России в этой сфере просто являются производными от реализации других ее устремлений, направленных на обеспечение своего доминирования в регионе.
Конечно, можно сказать, что Россия является эффективным менеджером по урегулированию конфликтов, поскольку она добилась своей настоящей цели, а именно предотвратила установление в регионе устойчивого мира и сохранила вооруженное противостояние сторон, пусть и поставленное на паузу. Однако такой вывод будет верным только при условии достижения Москвой, благодаря специфически российскому «менеджменту», успеха в перераспределении в свою пользу отношений со сторонами конфликта. В противном случае весь этот «менеджмент» в принципе ничего не стоит. И здесь, как оказалось, все далеко не так просто и однозначно, но этот аспект будет рассмотрен отдельно позднее.
Придирчивое рассмотрение «миротворческих» усилий Москвы позволяет также вычленить еще, как минимум, два взаимосвязанных момента, достаточно противоречивых с точки зрения профессионализма российской внешней политики.
Первый из них касается переговоров с Турцией об участии ее военных в операции по поддержанию мира в Карабахе. Напомню, что согласно официальным сообщениям, 7 ноября 2020 г. президенты Турции и России договорились о создании рабочей группы по урегулированию нагорнокарабахского конфликта. То есть согласовали участие Анкары в качестве одного из посредников. Однако Москва явно не собиралась реализовывать эти договоренности. Соответственно, в заявлении о прекращении огня от 10 ноября упоминание о возможной миротворческой роли Турции отсутствует. Более того, на вопрос о привлечении этой страны к урегулированию конфликта пресс-секретарь президента РФ Д.Песков ответил отрицательно, отметив, что это не предусмотрено указанным заявлением. Однако уже в начале декабря прошлого года стало известно о подписании Россией и Турцией меморандума, который предусматривал создание общего центра по контролю перемирия в Карабахе. Содержание соответствующих договоренностей не разглашается и контуры турецкого участия еще окончательно не вырисовались, но из последующих сообщений становится понятно, что турецкому миротворческому контингенту не только быть в Азербайджане, но и размещаться он будет в регионе Нагорного Карабаха, в близком к Степанакерту Агдамском районе. Анкара, как видим, довольно быстро преодолела сопротивление Москвы в спорном вопросе. Компас же российской дипломатии в этой ситуации проявил незаурядную гибкость, оперативно осуществляя повороты на 180 градусов, в диаметрально противоположные стороны.
Для чего это было нужно, остается совершенно непонятным. Конечно, можно предположить, что изначально озвученная официальная позиция являлась всего-навсего попыткой ввести в заблуждение армянское общество, для которого любое упоминание о Турции представляет собой чрезвычайно сильный раздражитель. Поэтому она могла бы негативно сказаться на достижении договоренностей о прекращении огня.
Однако такое объяснение оборотов компаса российской дипломатии опровергает второй из упомянутых моментов, касающихся хода событий с принятием Советом Федерации решения о направлении в Карабах российского миротворческого контингента. Москва, как известно, оперативно начала разворачивать миротворческий контингент почти сразу после подписания 10 ноября 2020 г. заявления о прекращении огня. 11 ноября 2020 г., отвечая на вопрос журналистов относительно юридических оснований для использования российских военных на территории Азербайджана, Д.Песков отметил, что такой шаг не требует разрешения Совета Федерации, поскольку в настоящее время продолжает действовать его постановление от 2015 г. об отправке военнослужащих за границу, принятое перед развертыванием российского военного контингента в Сирии. Именно этот документ, по словам Д.Пескова, и служит юридическим основанием для использования российских миротворцев в нагорнокарабахском регионе. Однако 16 ноября прошлого года Р.Эрдоган передал в турецкий парламент проект указа о направлении в зону конфликта в Азербайджане своих военных, а 17 ноября парламент Турции принял соответствующее решение. Тогда же, 17 ноября, запрос на разрешение об использовании российских военных в миротворческой операции в Нагорном Карабахе направил в Совет Федерации и В.Путин, а 18 ноября такое разрешение было предоставлено. То есть почти через неделю после начала размещения российских миротворцев в Москве таки пришли, не без влияния Турции, к выводу о необходимости соблюдения хоть каких-то элементарных, предусмотренных международной практикой юридически-правовых процедур при размещении своих «миротворцев» в Нагорном Карабахе.
Этот эпизод как раз и позволяет сделать вывод об отсутствии потребности искать какие-то дополнительные рациональные объяснения ситуации с диаметрально противоположными изменениями Москвой своей позиции по вопросу привлечения Турции к урегулированию конфликта. Все проще. Оба момента являются банальным свидетельством непоследовательности, противоречивости и спонтанности российской политики по нагорнокарабахскому урегулированию. Вероятно, они связаны с рядом профессиональных просчетов и общей неготовности Кремля к стремительному развитию событий, которое имело место. Россия, скорее всего, была осведомлена о подготовке Азербайджана к войне и наступательным действиям. Однако, как представляется, совершенно просчиталась в оценке мощности и боеготовности азербайджанской армии, а, следовательно – оказалась совершенно не готова к стремительному освобождению ею ранее оккупированных Арменией территорий. Москвой не было также учтено влияние турецкого фактора, в частности, та активная поддержка, которую Анкара была готова предоставить и предоставила Баку.
В то же время нельзя также исключать, что обозначенные выше непродуманность и противоречивость действий России являются проявлением существенного изъяна Кремля, а именно потери им способности оперативно принимать адекватные решения в условиях резких изменений ситуации. Это довольно типично для авторитарных режимов с высокой степенью централизации управления страной. Периоды низкой дееспособности случались с В.Путиным и ранее в тех или иных отдельных непростых случаях. Однако сейчас имеет место лавинообразное нарастание количества разного рода кризисных для России ситуаций, которые, к тому же, еще и требуют одновременного внимания. Ведь, кроме карабахского конфликта, есть еще проблемы с Беларусью, Венесуэлой, Киргизией, Сирией, Ливией, оккупированными территориями Украины (ОРДЛО и Крым), Молдовой и Приднестровьем, ЦАР; нарастанием давления американских санкций и перспективами развития отношений с США при новоизбранном президенте; все большей угрозой новой холодной войны и гонки вооружений; пандемией с ее экономическими и социальными последствиями; Навальным и другими провалами в зарубежной террористической деятельности спецслужб; задачей удержания и транзита власти в РФ и т.д. Во многих случаях в реакции РФ на эти и другие события и процессы четко просматриваются непонятные паузы, которые отнюдь не играют на пользу страны или режима. Похоже, что от перегрузки количеством сигналов, на которые нужно оперативно реагировать, Кремль просто «глючит» и он впадает в «ступор», теряя способность действовать вообще или адекватно, в частности.
Итак, как видим, посредническим усилия России в деле обеспечения в регионе устойчивого и прочного мира в условиях Второй Карабахской войны присущ непрофессионализм и низкая результативность. С точки зрения своей цели они вообще являются псевдомиротворчеством.
2. Баланс в отношениях России со сторонами конфликта: в чью пользу послевоенные изменения?
Как бы там ни было с низким уровнем профессионализма посреднических усилий России, а также их псевдомиротворчеством в нагорнокарабахском конфликте, важной для понимания ее внешнеполитической эффективности является оценка полученного в итоге результата. В частности то, насколько своими действиями Москве удалось изменить в свою пользу баланс в отношениях с каждой из сторон конфликта. Поэтому попробуем теперь оценить эффективность России как «менеджера по урегулированию конфликтов» именно с этой точки зрения.
С начала войны баланс в отношениях Москвы с Баку и Ереваном был в ее пользу. Свидетельством чего является как раз то, что России удалось усадить обе стороны за стол переговоров. В то же время уже очевидно, что российское влияние не носило абсолютного характера. Напомню – Москва сделала целых 3 попытки, чтобы добиться прекращения огня.
Первые две, достигнутые при посредничестве Москвы, договоренности (от 10 и 17 октября 2020 г.), оказались ничего не стоящими, потому что почти сразу были нарушены обеими сторонами. Договоренность от 10 ноября, как уже отмечалось ранее, также была впервые нарушена уже примерно через две недели после подписания заявления.
Такое отношение сторон конфликта к договоренностям, достигнутым по инициативе и под патронатом Москвы (читай – под принуждением), уже само по себе вряд ли свидетельствует о прочности ее авторитета в регионе. По крайней мере, становится очевидным, что позиция Москвы в урегулировании конфликта перестала быть фактором, который безоговорочно принимается во внимание его сторонами.
Влияние «миротворческой» активности России на развитие ее двусторонних отношений со сторонами конфликта также выглядит достаточно неоднозначно.
Вследствие проигрыша войны Армения оказалась в еще большей внешнеполитической, экономической, военно-технической и др. зависимости от России.
Однако даже здесь положение дел с успехом Москвы не такое простое, как кажется. О каком смещении баланса сил в пользу России в отношениях с Арменией вообще может идти речь? Почти полная зависимость Армении от РФ во многих аспектах в течение последних десятилетий, переданные Москве за долги за энергоносители все основные армянские промышленные предприятия, полноценная российская военная база в Гюмри, российские пограничники на армянской границе, российские военные самолеты и вертолеты в армянском небе. Что там еще можно добавить? Даже размещение на территории Армении, вблизи границы с Азербайджаном, еще одной российской военной базы, о чем Россию покорнейше просит армянская оппозиция, ничего стратегически важного для укрепления позиций РФ в регионе уже не даст. Ну, разве еще остается присоединение Армении к Союзному государству России и Беларуси в качестве еще одного претендента на превращение в новый субъект Российской Федерации. Однако, так ли уж нужна Москве эта дополнительная головная боль?
Как известно, вассалитет совсем не означает автоматическое дружеское и доброжелательное отношение вассала к сюзерену. Более того, он возлагает определенные обязательства также и на сюзерена относительно своего вассала. И здесь, как говорится, есть нюансы. Ведь Москва четко продемонстрировала Армении свою ненадежность как сюзерена и внешнеполитического партнера благодаря вплетению своей мести в посредничество в конфликте, о чем говорилось ранее. Это достаточно типичное для Кремля поведение несло в себе мощный элемент детской капризности, который совершенно очевиден рядовым армянским гражданам. Тем более, что и воспринимается он, как предательство. Учтем, что сейчас РФ продолжает расшатывать внутриполитическую ситуацию в Армении, делая ставку на радикальные действия оппозиции и замену премьер-министра Пашиняна выдвиженцем, скорее всего, из насквозь пророссийского и коррумпированного карабахского клана. При таких условиях и тех потерях, которые понесла Армения, здесь уже как-то не до глубокой благодарности и задушевной любви к своему сюзерену за внешнеполитические игрища за ее счет.
Поэтому в долгосрочной перспективе надеяться на то, что армяне в основной своей массе забудут и простят России политические выкрутасы во время войны, вряд ли стоит. Просто надо знать армян и не игнорировать, как это обычно делает Москва, значение общественного мнения в политической жизни общества. Хорошая историческая память, в т.ч. злая, является одной из характерных черт армянской нации. И если раньше подозрительно-недружественное отношение к России у тех или иных представителей армянской общественности во многом было связано с негативным отношением к карабахскому клану, который, так казалось, «нагибал» всю Армению ради интересов т.н. «НКР», то теперь это опосредованное звено постепенно уходит в прошлое. Сомнений в том, что армяне вспомнят РФ ее политику во Второй Карабахской войне, лично у меня нет.
Иначе говоря, долгосрочные перспективы развития армяно-российских отношений для РФ не столь положительные, как это может представляться сегодня. Сохранение нынешнего статус-кво в двусторонних отношениях опирается исключительно на то обстоятельство, что Еревану на данном этапе просто не на кого заменить Москву в своих внешнеполитических приоритетах. Такое положение дел является, в том числе, одним из результатов последовательной многолетней политики Армении, которая состояла в ориентировании почти исключительно на Москву. Впрочем, ситуация может резко измениться в случае, если Анкаре удастся сделать Еревану настолько выгодные предложения, что он просто не сможет от них отказаться.
Что касается изменения баланса в отношениях с Азербайджаном, то тут картина, пожалуй, на порядок сложнее, чем с Арменией в виду, в частности, довольно значительного количества факторов, влияющих на процесс такого перераспределения.
Подавляющее большинство экспертов считает, что в итоге войны баланс в азербайджано-российских отношениях сместился в пользу РФ. Аргументируется это тем, что Баку все же не удалось, из-за давления Москвы, восстановить контроль над частью своей территории, которая осталась за армянами. Более того, размещение по периметру этой территории, вдоль линии соприкосновения, российских «миротворцев» на практике означает превращение ее в российский протекторат. Именно это, как считается, усиливает зависимость Азербайджана от России и является, соответственно, значительной внешнеполитической победой Москвы и проигрышем Баку.
Действительно, на первый взгляд, оснований для подобных выводов достаточно. Однако на самом деле интерпретация этой ситуации как безусловной дипломатической победы России и поражения Азербайджана, оказавшегося теперь в большей зависимости от Москвы, является ошибочной. Она просто не учитывает целый ряд других факторов, которые также влияют на азербайджано-российские отношения.
Дело, прежде всего в том, что Азербайджан, в итоге войны восстановил свой контроль практически над всей своей государственной границей и львиной долей ранее оккупированных Арменией территорий. Его позиция в предполагаемом новом переговорном процессе по карабахскому урегулированию теперь кардинально отличается от той, которая сохранялась в течение почти 30 предыдущих лет. Баку как победитель, в принципе, значительно уменьшил свою уязвимость от внешних воздействий со стороны любых международных посредников в таких переговорах, включая Москву, которая традиционно принимает в них участие.
Размещение российских военных в Нагорно-Карабахской автономной области (НКАО) Азербайджана в целом мало что изменило для него к худшему. Большая часть территории, населенной армянами, которая оказалась теперь под российским протекторатом, не контролировалась Баку и ранее. Так не такая уж и большая разница, кто именно контролирует оккупированную территорию, если это не ты. Гораздо важнее то, что площадь неконтролируемых территорий теперь уменьшилась в разы и сведена, по сути, к минимуму. Остальным можно пока и пренебречь, что и было сделано.
Далее, а кто, собственно, сказал, что эта территория раньше так или иначе не контролировалась Москвой? Кто сказал, что российских «их там нетов» в НКАО не было в период армянской оккупации? Да, там не дислоцировались российские подразделения, но там не могло не быть представителей российских спецслужб, которые являются, в том числе, российскими гражданами армянского происхождения. Таких граждан, кстати, все эти годы хватало и в армянской армии, в т.ч. дислоцированной в Карабахе. Более того, так или иначе, Россия все эти годы контролировала Армению, а соответственно и оккупированные ею территории Азербайджана, так же, как и позицию Еревана на переговорах с Баку. Да и не только с ним, но и с другими посредниками в урегулировании конфликта. Москва же продолжает это делать и теперь. Иначе говоря, Россия присутствовала в Нагорном Карабахе до последней войны и осталась там после ее окончания, хотя и в другой, уже открытой, форме. Так какие глубокие, с точки зрения баланса в отношениях, геополитические изменения вытекают из того факта, что сейчас Россия будет осуществлять такое руководство напрямую? Да особо никаких существенных. Для Азербайджана – так точно.
Конечно, можно говорить о том, что наличие российских военных в Азербайджане расширило возможности для осуществления Москвой тут разного рода провокаций. Это действительно так, но чисто теоретически. Ведь Россия никогда не страдала от недостатка поводов для давления и охотно продуцировала их сама в любых ситуациях, ни на что не оглядываясь. Было бы, как говорится, желание. Реализации же на практике теоретической возможности использования Россией своих «миротворцев» с провокационной целью препятствует появление на политической арене региона в целом и непосредственно в миротворческой операции в НКАО, в частности, нового влиятельного игрока и союзника Азербайджана – Турции. Дело в том, что Москва всячески избегает любых силовых столкновений и противостояний с Анкарой в регионе конфликта (подробнее об этом речь пойдет позднее) и, скорее всего, продолжит придерживаться такой стратегии и в дальнейшем.
Уже эти соображения означают, что Азербайджан, по меньшей мере, не так уж сильно и проиграл в итоге размещения в регионе конфликта российских «миротворцев» и формирования в НКАО российского протектората. Его зависимость от Москвы в этой связи, если и выросла, то минимально. С другой стороны, соответственно, Россия не так уж много и выиграла.
Однако это еще не все внешнеполитические последствия, которые вытекают из размещения российского военного контингента в Нагорном Карабахе и сказываются на балансе российско-азербайджанских отношений, а также показателях дипломатического выигрыша или проигрыша в итоге каждой из этих сторон.
Дело в том, что Баку получил определенную выгоду из дислокации «миротворцев» РФ в НКАО. Косвенным доказательством этого является то, что по данным некоторых российских политологов, в частности, Фархада Ибрагимова, предложение по размещению по линии соприкосновения российского военного контингента в ходе переговоров поступило именно от Баку.
Здесь необходимо учесть, что военные действия в относительно густонаселенных районах НКАО, в частности в Степанакерте, в отличие от таковых в освобожденных и практически безлюдных азербайджанских районах, были чреваты значительными внешнеполитическими рисками как для Азербайджана в целом, так и персонально для президента Алиева, в частности. По итогам таких боев, азербайджанские подразделения достаточно легко, как представляется, можно было бы обвинить в совершении военных преступлений, этнических чистках и т.д. с последующим раздуванием скандала со стороны представителей влиятельной армянской диаспоры, России, мирового политикума и т.д. Более того, уверенности в том, что таких эксцессов реально не было бы, потому что азербайджанскому руководству удалось бы их эффективно предотвратить, совершенно нет. Слишком много ненависти между двумя народами накопилось даже на бытовом уровне. Теперь же Баку избавляется, по меньшей мере, в среднесрочной перспективе, от головной боли с проблемой соблюдения прав армянского меньшинства, которое, с точки зрения последнего, оказалось бы в азербайджанской оккупации.
Установление и осуществление контроля над территориями, населенными исключительно армянами, поддержание здесь правопорядка является делом крайне непростым и требует наличия специально подготовленных силовых подразделений. Надлежащая реализация этой задачи, вероятно, даже нуждалась бы в помощи международных организаций, например, ОБСЕ, в форме гуманитарной миссии в Нагорном Карабахе.
Другим положительным для Азербайджана моментом является то, что в пакете с «миротворцами» ему удалось также получить дополнительные преференции, связанные с разблокировкой пролегающего по армянской территории транспортного сообщения, соединяющего западные районы Азербайджана с Нахичеванью (обеспечение его безопасности возлагается на ФСБ РФ).
При всех этих позитивах уже можно было совершенно спокойно, так выглядит, соглашаться на временный протекторат России над армянским анклавом в НКАО. Ведь, кроме всего прочего, никуда этот анклав с азербайджанской территории не убежит. Даже, если РФ начнет раздавать местным армянам свои паспорта, т.е. предоставлять российское гражданство (а она начнет, ибо привычка, рефлекс так сказать). И этот протекторат, откровенно говоря, не представляется чем-то вечным и неизменным. Вряд ли он продлится десятилетия. У России просто уже отсутствуют достаточные для этого силы и средства, и оснований считать, что необходимый потенциал у нее может появиться в скором будущем, нет.
Итак, инициатива Баку о введении российских миротворцев, следствием которой является формирование у НКАО российского протектората, действительно принесла Азербайджану очевидную пользу. Она, тем самым, еще больше минимизировала и сбалансировала негативные для него последствия дислокации «миротворцев» в НКАО. Такая минимизация, в контексте анализа изменений в балансе азербайджано-российских отношений, опять-таки, автоматически означает еще большую минимизацию положительных результатов для Москвы.
Однако и это еще не все. На практике формирование своего протектората в НКАО имеет для России и определенные негативные последствия, которые, по большей части, игнорируются в ходе анализа итогов войны и достижения перемирия.
Во-первых, необходимо учесть, что в дальнейшем, в случае возникновения необходимости увеличения численности российского «миротворческого» контингента, с учетом проблемы безопасности и контроля над ситуацией, о вероятности чего упоминалось ранее, Москва автоматически окажется в определенной зависимости от Баку. Ведь такой шаг потребует новых договоренностей на двух- и трехстороннем уровнях и согласия Азербайджана.
Важным здесь является еще и то, что та часть Нагорного Карабаха, которая попала под российский протекторат, находится в своеобразном военном «котле», она окружена дислоцированными по периметру азербайджанскими войсками. Поскольку такие «котлы» достаточно легко превращаются в «петлю-удавку», то это создает определенные возможности для давления со стороны Баку не только на Ереван, но и на Москву. Более того, НКАО, в отличие от большинства других «замороженных» конфликтов на постсоветском пространстве, не имеет общей границы с Россией. Не имеет ее и Армения. Соответственно, согласование различного рода передислокаций российского контингента может стать для Москвы не таким уж и простым делом, юридически-формальной стороной которой по привычке она могла бы пренебречь.
Во-вторых, монопольная ответственность за состояние дел в регионе конфликта, которую взяла на себя Россия, вместе с преобразованием НКАО на де-факто свой протекторат, возлагает на Москву дополнительные обязательства. Точнее, расходы. На содержание миротворцев, на обеспечение населения необходимыми продуктами питания, предметами первой необходимости и тому подобное. Учитывая сложность логистики, в частности, уже упомянутое отсутствие общей границы, а также сравнительно высокую стоимость авиасообщения, эти расходы могут оказаться достаточно значимыми. Тем более, в многолетней перспективе. Конечно, можно сказать, что все подобные расходы достаточно ничтожны как для России. И это действительно так, однако только в случае, если они оцениваются исключительно сами по себе. А вот в контексте суммарных расходов на оккупированный Донбас, Крым, Абхазию, Южную Осетию, Беларусь, Сирию, Ливию, ЦАР и т.д., взятие на себя содержания еще одного конфликта почти наверняка добавляет проблем в плане ресурсного обеспечения. Ведь все это – это миллиарды и миллиарды долларов ежегодно. В конце концов, правило «последней соломинки, которая сломала спину верблюду» еще никто не отменял.
Впрочем, в контексте нашего анализа важнее другое, а именно то, что указанные дополнительные расходы России не влекут за собой, как это было показано, какого-либо ощутимого внешнеполитического выигрыша, усиления влияния на стороны конфликта и тому подобное. То есть они являются инвестициями в собственный проигрыш, выброшенными на ветер ресурсами.
Таким образом, как видим, итоги российского псевдомиротворчества выглядят достаточно противоречиво также и с точки зрения защиты и продвижения с ее помощью своих интересов в двусторонних отношениях со сторонами нагорнокарабахского конфликта. Москве не удалось достичь тут каких-либо существенных преимуществ. Следовательно, не может быть и речи о каком-либо «эффективном менеджменте урегулирования конфликтов» в ее исполнении.
Усиление зависимости Армении от России происходит на фоне формирования не слишком оптимистичной картины развития их отношений в долгосрочной перспективе.
Ни о каком усилении зависимости Азербайджана от России вообще речь не идет. Наоборот, баланс нейтрально-дружественных в прошлом российско-азербайджанских отношений сместился в пользу Баку. В этом контексте, нельзя не обратить особое внимание на то обстоятельство, что в условиях российского принуждения к миру Баку удалось избежать серьезных потенциальных проблем в сфере международного гуманитарного права, связанных с военными действиями в НКАО. Причем, избежать именно за счет Москвы, возложив исключительно не нее все соответствующие расходы.
С учетом этого обстоятельства, вся ситуация с размещением российских «миротворцев» на территории НКАО Азербайджана является однозначной дипломатической победой Баку и проигрышем Москвы. Дополнительным доказательством, хотя и косвенным, в пользу такого вывода служит, в частности, введение Россией с 10 декабря 2020 г. (а именно в этот день в Баку проводился военный парад в честь победы в войне), экономических санкций в отношении поставок на свой рынок некоторых видов азербайджанской сельскохозяйственной продукции. Такой шаг отнюдь не выглядит чем-то присущим мощному внешнеполитическому игроку, который получил в итоге своих посреднических усилий определенные стратегические преимущества и реализует их теперь в форме определенных экономических преференций. А вот на жест отчаяния и мелочную месть за свой проигрыш, на попытку «сделать хорошую мину при плохой игре» – так вполне.
3. Россия в новой геополитической реальности: победа или поражение?
Однако, возможно, России удалось в полной мере компенсировать неудачи с продвижением собственных интересов на двустороннем уровне благодаря получению неоспоримых успехов в более широком региональном аспекте, через формирование здесь благоприятной для себя новой послевоенной геополитической реальности? Возможно, именно на этом уровне как раз и проявляются те результаты, которые позволяют охарактеризовать Москву как мощного внешнеполитического игрока и эффективного менеджера по урегулированию конфликтов? Для ответа на этот вопрос рассмотрим некоторые отличительные особенности новой послевоенной геополитической реальности и их влияние на интересы России.
Наипростейшая отличительная черта очевидна с первого взгляда и имеет отрицательное для этих интересов значение. Имеется в виду поражение в войне российского вассала – Армении. Она ощутимо сузила для Москвы возможность продолжать использование этой страны в качестве канала давления на Азербайджан и Грузию. Впрочем, это такие мелочи на фоне произошедших более масштабных и далеко идущих геополитических изменений, что ими можно пренебречь.
Более значимые изменения связаны, как это отмечалось многими экспертами, прежде всего, с ранее вскользь упомянутой активностью Турции. Конечно, кроме Москвы и Анкары, на сегодня в регионе присутствуют и другие мощные международные игроки, в частности США и Китай, ЕС и НАТО и тому подобное. Однако только Россия и Турция разместили здесь свои военные контингенты, пусть и разные по численности. Обе страны также достаточно активно вмешивались, в той или иной форме, в войну.
Какое же влияние на развитие событий в регионе имело появление на его политической арене Анкары и что оно означает для России?
Даже беглый анализ событий, связанных с развитием конфликта, показывает, что Москва прилагала максимум усилий, чтобы избежать возможной прямой конфронтации с Турцией, активным военным союзником Азербайджана в этой войне. Она демонстративно уклонялась от реагирования, в соответствии со своими обязательствами перед Арменией в рамках Договора о коллективной безопасности, участниками которого являются обе страны, на факты обстрела армянской территории со стороны Азербайджана. Москва заняла абсолютно примиренческую, если не соглашательскую, позицию по инциденту 9 ноября 2020 г., когда азербайджанские военные сбили над территорией Армении вблизи с границей с Азербайджаном российский военный вертолет. Тогда, напомню, погибли два российских военнослужащих. Официальная реакция Москвы на инцидент свелась почти исключительно к тиражированию заявлений о принятии извинений азербайджанской стороны, с учетом моментальности реакции Баку, его готовности провести беспристрастное расследование и наказать виновных. Примирительный, или даже пораженческий, характер этой реакции вызвал довольно негативный резонанс в широких кругах российской общественности. Учитывая, очевидно, именно это, Генпрокуратура России таки возбудила уголовное дело по этому факту, но где-то только 12 ноября. И с тех пор каких-либо существенных новостей относительно расследования инцидента не было. Разве что в начале января этого года, т.е. спустя 2 месяца после трагедии, российские следователи переквалифицировали дело с убийства по халатности на умышленное убийство.
Далее, исключительно показательным в плане влияния и результатов является, так сказать, выкручивание Анкарой рук Москве с тем, чтобы добиться от нее согласия на участие турецких военных в операции по поддержанию мира в Нагорном Карабахе. Об этом уже говорилось ранее, но напомню, победила Турция.
Достаточно интересно, что некоторые эксперты, признавая факт уступчивости Москвы и возрастание роли Анкары в регионе, считают это внешнеполитической победой России, которая таким образом будто бы стремится углубить раскол в НАТО между Турцией и другими государствами Альянса. А сам факт стремления Москвы избежать конфликт с Анкарой вообще рассматривается при этом как вершина дипломатического мастерства. Немного более умеренные и менее пропагандистски настроенные аналитики отмечают, что Москва и Анкара в Карабахе выступили совсем не оппонентами, а ситуативными союзниками.
Однако, как по мне, то такая «победа» и «мастерство» вместе с «союзничеством» на практике ничем не отличаются от капитуляции. Как известно, Россия почти 30 лет вела неустанную дипломатическую, военно-политическую, идеологическую, экономическую и т.д. войну против присутствия НАТО на территории стран СНГ, рассматривая их как сферу своего исключительного влияния. Недопуск сюда Альянса Россия всегда считала чуть ли не главной задачей своей внешней политики. И вот теперь «сапог» одной из стран НАТО не только уверенно ступил на эту территорию, но и надолго на ней закрепился. Причем, с согласия Москвы. Присутствие и интересы новоявленного влиятельного игрока Россия уже не в состоянии игнорировать. В дальнейшем по острым региональным вопросам России придется договариваться не только с Арменией и Азербайджаном, но также и с Турцией, причем, прежде всего именно с ней.
Так о какой победе или союзе при таких условиях может идти речь? Что это, как не геополитическое поражение России, причем одно из самых мощных, по меньшей мере, за последние десятилетия, со времен распада СССР? А в более широком историческом, но более узком региональном контексте, – со времени завоевания ею Закавказья. Ведь впервые где-то почти за 200 лет другие внешние игроки ощутимо ограничили Россию в деле ее влияния и силового присутствия здесь. И к тому же, ограничил один из давних соперников, который как раз когда-то и проиграл ей борьбу за этот регион.
Если на эту ситуацию посмотреть также через призму идеи президента Эрдогана относительно создания «Большого Турана», отказываться от которой он, похоже, не собирается, то это поражение выглядит для России еще более глобально и драматично. Ведь она может стать лишь первым шагом на пути дальнейшего постепенного вытеснения Анкарой Москвы в ряде других мусульманских стран постсоветского пространства или даже более, непосредственно в мусульманских регионах Северного Кавказа самой РФ.
Поэтому нет необходимости придумывать различные хитроумные схемы. Все проще. У России на сегодняшний день уже отсутствует необходимый для противостояния Турции политический, экономический и военно-технический потенциал. Тем более, что ход боевых действий в войне наглядно продемонстрировал полное несоответствие российских вооружений, которыми воевала Армения, требованиям современной конвенциональной войны. К тому же, внутрироссийские последствия возможного втягивания России в новое военное противостояние являются для Кремля малопредсказуемыми. И Москва все это, наконец, четко осознала, а потому просто панически избегала возможного развития событий в рамках Второй Карабахской войны по сценарию конфронтации с Анкарой. Соответственно, она не имела других реальных вариантов действий, кроме согласия на турецкое присутствие.
Проблема с формированием по итогам войны новой и менее благоприятной для интересов России, геополитической реальности не ограничивается, однако, собственно изменением баланса сил в нагорнокарабахском регионе и Южном Кавказе в целом. Эти итоги коснулись также других регионов постсоветского пространства.
Дело в том, что нагорнокарабахский конфликт стал первым из ряда т.н. «замороженных» конфликтов, в урегулировании которого потерпевшая сторона таки добилась значительных успехов. Причем, Азербайджан достиг это военным путем и не просто без всякого содействия со стороны международных организаций (в частности ОБСЕ) или государств-посредников, которые занимались урегулированием нагорнокарабахского конфликта, но даже и вопреки им. Как сказал президент Алиев на упомянутом параде Победы в Баку, «Хотя многие, в частности, занимавшиеся этим вопросом посредники, неоднократно говорили, что конфликт не имеет военного решения. Но мы доказали, что у конфликта есть военное решение».
Опыт Азербайджана, таким образом, показывает, что решение «замороженного» конфликта, инициатором и посредником в котором является Россия, просто невозможно вне силового сценария. Доказательств обратного сегодня нет, и они не предвидятся в принципе. Именно понимание безальтернативности силового сценария является едва ли не самым первым выводом из итогов Второй Карабахской войны для всех других постсоветских стран с «замороженными» конфликтами на своей территории. Между тем, как мы знаем, «пояс нестабильности» из таких конфликтов последовательно и целенаправленно выстраивался Россией по периметру своей территории. И работа на этом направлении продолжается, о чем свидетельствуют ранее уже упомянутые новые заявления российских политиков относительно территориальных претензий к Казахстану.
Но теперь азербайджанский опыт, взятый другими в качестве примера и образца, способен повлечь за собой вспышки полуугасших конфликтов по периметру российской границы. В условиях ослабления возможностей Москвы в манипулировании ими (из-за недостатка политических и экономических средств, военных возможностей и еще, к тому же, и надлежащей управляемости) перевод этих конфликтов в «горячую» фазу будет нести уже угрозу самой России. Она, соответственно, получила в итоге Второй Карабахской войны новый вызов своей безопасности, с которым нужно что-то делать. По этому поводу в Москве уже забили тревогу. «Значение азербайджано-турецкого эксперимента по разрешению затянувшихся споров для России, вовлеченной в истории с Донбассом, Приднестровьем, Абхазией и Осетией, выходит далеко за рамки Кавказского региона. Все фанаты турецких дронов по ту сторону противостояний пришли в радостное возбуждение. Азербайджан посеял зубы дракона. Кто же пожнет всходы?», – задается вопросом хорошо всем нам известный Константин Затулин. Редчайший случай, когда с ним нельзя не согласиться.
Более того, само появление указанного нового вызова безопасности России в более широком региональном и историческом контексте является свидетельством провала ранее упомянутой стратегии Москвы по возведению «пояса нестабильности» по периметру своей границы на постсоветском пространстве. Стратегии, неотъемлемой составляющей которой является подробно уже рассмотренное нами псевдомиротворчество. И первым шагом в деле такого стратегического провала как раз и является победа Азербайджана во Второй Карабахской войне.
Еще одним из весомых геополитических последствий победы Азербайджана стало повышение безопасности пути транспортировки энергоносителей Южным газовым коридором из региона Каспийского моря в Южную Европу (через Азербайджан, Грузию и Турцию). Часть этого газопровода, который пролегает по территории Грузии, тянется на относительно близком, доступном для поражения артиллерией, расстоянии от границы с Арменией и ранее оккупированных северных территорий Азербайджана. По мнению некоторых экспертов, обострение в июле 2020 года ситуации на азербайджано-армянской границе (одно из крупнейших столкновений за последние годы) связано именно с этим фактором безопасности. Оно было инспирировано Москвой и имело целью продемонстрировать Азербайджану и Турции военную уязвимость указанных транспортных магистралей, а также зависимость их нормального функционирования от Армении (читай – России). Поскольку поставки азербайджанского газа в Европу указанным маршрутом начались с первых чисел сентября 2020 г., то блестящая победа Азербайджана, а также военное присутствие Турции в нагорнокарабахском регионе стало адекватным и действенным ответом на такого рода угрозы. Отвоевание ранее оккупированных, в частности северных территорий Азербайджана, в значительной мере обезопасило соответствующие участки транспортировки энергоносителей от возможных провокаций.
Между тем, экспорт азербайджанского газа в Южную Европу предусматривает поставку в этом году около 10 млрд кубометров, из них 8 в Италию, а остальные 2 – в Грецию, Болгарию и их соседям. Конечно же, все это автоматически уменьшает потребность в присутствии здесь газа российского. Та же Болгария, например, за счет поставок азербайджанского газа теперь планирует удовлетворить треть своих потребностей. По подсчетам Михаила Гончара и Игоря Стукаленко, уже сейчас, благодаря, в т.ч. транспортировке газа по указанному пути, две трети мощностей «Голубого потока» и первой нитки «Турецкого потока» оказываются лишними. А есть еще недостроенная вторая нитка «Турецкого потока», перспективы которого в этом плане совершенно туманны.
Возможно, сегодня подобное сокращение экспорта российского газа на рынок Турции и ЕС выглядит, в абсолютных цифрах, не таким уже и значительным само по себе. Но если посмотреть на ситуацию в более широкой перспективе, то она представляется уже более угрожающей для России. Дело в том, что ЕС, который является основным потребителем российских углеводородов, в начале декабря 2020 г. принял план, направленный на уменьшение выбросов углекислого газа в атмосферу. Он, в частности, предусматривает сокращение к 2030 г. потребления Евросоюзом нефти на треть, а газа – на четверть. В денежном эквиваленте ЕС планирует уменьшить расходы на импорт углеводородов на 100 млрд. евро. В том, что такое сокращение в значительной степени коснется российских поставок, сомнений нет. Это, между прочим, автоматически ведет к дальнейшему ограничению продаж российского газа европейским потребителям и уменьшению доходов бюджета РФ. Что, в свою очередь, накладывает финансовые ограничения на способность России прибегать к разного рода авантюрам и продуцировать угрозы безопасности в различных регионах мира.
Кроме того, не будем забывать, что безопасная и надежная транспортировка газа по Южному газовому коридору на практике означает для России еще одно масштабное геополитическое поражение, которое своими последствиями выходит за рамки, собственно, южнокавказского региона. Она подрывает монополию российских газопроводов в деле экспорта на европейский рынок энергоносителей с территории других постсоветских стран, в частности, региона Каспия, а в перспективе и Центральной Азии. Следствием этого, вероятно, станет дальнейшее уменьшение не только доли российского газа на рынке Европы, но и зависимости указанных стран от Москвы.
Ну и напоследок. Достаточно перспективными с точки зрения изменения не в пользу России баланса сил в регионе конфликта и за его пределами, выглядят ранее уже упомянутые договоренности трех президентов по разблокированию пролегающего по армянской территории транспортного сообщения, соединяющего западные районы Азербайджана с Нахичеванью. Дело в том, что тем самым создается потенциал для развития, где-то в среднесрочной перспективе, транспортного коридора ЕС – Турция – Азербайджан – Центральная Азия – Китай с соответствующим устранением из него России. Как Москва будет реагировать на эту угрозу своим интересам, конечно же, неизвестно, потому что и сам указанный вызов пока чисто теоретический. Однако в случае реализации идеи Россия в своем сопротивлении вряд ли пойдет на конфронтацию с Турцией и Китаем. А это, в свою очередь, будет означать на практике еще одно геополитическое поражение.
Итак, в итоге посреднических усилий России не удалось защитить свои интересы не только в двусторонних отношениях со сторонами конфликта, но в более широком геополитическом контексте. Им нанесен существенный вред в регионе Южного Кавказа, а также более умеренный или пока гипотетический – в других регионах СНГ и даже Европейского Союза.
***
Таким образом, итоги Второй Карабахской войны неутешительны для Москвы.
Победа в ней Азербайджана является началом краха печально известной российской стратегии возведения «пояса нестабильности», состоящего из «замороженных» конфликтов на территории сопредельных новых независимых государств. Эта стратегия десятилетиями была, так сказать, внешнеполитической «фишкой» Москвы на постсоветском пространстве. Между тем, ее крах является не просто внешнеполитическим поражением РФ, он несет в себе также новую угрозу безопасности России, связанную с переходом в «горячую» фазу приграничных с ней «замороженных» конфликтов.
Россия всегда считала страны СНГ сферой своего исключительного влияния, однако в итоге войны уже перестает быть здесь монопольным силовым игроком. Теперь влияние Москвы на Южном Кавказе (Закавказье) постепенно ограничивает давний соперник в борьбе за этот регион, а сейчас государство-член НАТО – Турция. И Россия вынуждена мириться не только с турецким влиянием, но и ее силовым присутствием здесь. Такой результат является едва ли не самым большим геополитическим поражением России со времени распада СССР.
Единственной хорошей новостью для Москвы (и не только) в контексте итогов войны является разве то, что она, похоже, наконец-то осознала недостаточность российского потенциала для противостояния мощным региональным игрокам вроде Турции и начала вести себя соответственно.
Все сказанное выше позволяет сделать вывод, что итоги Второй Карабахской войны являются проявлением важной тенденции в геополитическом развитии современного мира, а именно заката России как влиятельного еще в недалеком прошлом игрока на международной арене.
_____________
*Информация об авторе:
Александр Самарский - Заместитель руководителя Центра исследования России, Чрезвычайный и Полномочный Посол Украины в Исламской Республике Иран (2010-2014), представитель Украины в Миссии ОБСЕ в Нагорном Карабахе (1997-1998, 2004-2006).